 |
 
|
 |
Священник Ф.Орнатский
О самоубийстве перед судом Откровенного учения [ 1 ]
ХРИСТИАНСКИЙ ВЗГЛЯД НА САМОУБИЙСТВО
Цель всякой проповеди, один из видов которой составляет и настоящее мое чтение, заключается в том, чтобы возбудить в слушателях или читателях отвращение или сочувствие к обсуждаемому предмету. Предметом моего чтения будет служить самоубийство или произвольное лишение человеком жизни себя самого. Это явление такого рода, что одним своим именем в людях, не склонных к самоубийству, вызывает отвращение. Но я должен сказать, что оно опаснее и преступнее, чем обыкновенно думают о нем. Вообще, в каждом грехе единичного человека бывает виновен не сам только человек согрешающий, но и окружающие его люди, совокупность мыслей, в которых" он вращается, обстановка, в которой он живет. Так и при том или другом случае самоубийства никто из нас
не может сказать, положа руку на сердце, что он нисколько не виновен в этом самоубийстве чужого ему человека. Подумайте только, не расположили ли мы того или другого человека к самоубийству тем, что оправдывали во всеуслышание несколько предшествовавших самоубийств тем, что легкомысленно судили о будущей жизни и воздаянии за гробом, - тем, что и саму цель жизни, если не на словах, то на деле, ограничивали только настоящей и земной жизнью? Да, по моему мнению, мы все до единого так или иначе кто умолчанием, кто явным сочувствием, кто легкомысленным отношением к самоубийству бываем виновны в каждом случае самоубийства.
В отношении к самоубийству мы находимся в ужасном положении тех, кому Спаситель возвещает горе за то, что ими соблазны входят в мир, кому, по Его словам, лучше было бы, если бы повесить им на шею жернов мельничный и утопить в пучине морской. Словом, мы являемся в данном случае соблазнителями на самоубийство. Не думайте, что я преувеличиваю, нет! и вы сами скажете то же, если вспомните, до чего мы дожили: что в наши дни стреляются и вешаются даже дети, не достигшие зрелой юности. Если относительно взрослого человека возможно бывает предположить, что он покончил с собою вследствие помешательства, недостатка силы воли к перенесению тяжести жизни, каких-либо потерь имущественных или по службе, то относительно самоубийц-детей ничего нельзя сказать, кроме того, что он застрелился по совершенно ничтожной причине, по поводу, например, получения единицы на экзамене, и, следовательно, единственно по подражанию одобряемым гласно и негласно старшим самоубийцам. Посему-то, мне кажется, дело зашло слишком далеко, и теперь, когда - слава Богу! усердное проповедничество ставит на очередь для обсуждения разнообразные вопросы касательно нравственных уродливостей нашей жизни, время обсудить со всей обстоятельностью и вопрос о самоубийстве.
В настоящем чтении я имею в виду решить вопрос о том, как относиться к этому явлению, стоя на точке зрения Слова Божия, отчасти же принимая во внимание свидетельство истории и данные статистики. Относительно моих читателей я имею в виду одно - дать ищущим света в хаосе разных ложных учений и веяний современной жизни правильный взгляд на самоубийство, с помощью чего вы могли бы разить этот грех не только в совершении, но и в сочувствии, попытках и поползновениях к нему. Не смотрите на это как на нечто маловажное! Господь говорит: кто сотворит хоть одну из заповедей Его и научит ей других, тот великим наречется в
Царствии Небесном. Следует помнить, что каждый из нас, христиан, должен быть своего рода проповедником правды в том кругу людей, в котором ему приходится вращаться. Иногда слово ласковой укоризны, настойчивого обличения, праведного негодования, сказанное вовремя несчастному ближнему, стоящему на краю погибели, способно остановить его от ужасного преступления и направить на путь добродетели. А те, которые решаются на самоубийство, бывают обыкновенно несчастнейшими людьми. Велика же, велика награда будет тому, кто спасет от погибели чужую душу!
Итак, помня завет Христов: друг друга тяготы носить, а не себе угождать, пойдем навстречу самоубийству с самым пылким негодованием, догоним его с живейшим сожалением и будем разить словом любви всякого, кто позволит себе отнестись к этому тяжкому греху снисходительно, легкомысленно и тем более одобрительно!
ПРИЧИНЫ, ПОБУЖДАЮЩИЕ К САМОУБИЙСТВУ
За примерами самоубийств и объяснениями их с точки зрения современного общества ходить не далеко. Они на виду у всякого, кто сколько-нибудь внимательно относится к явлениям современной жизни, к тому, что о ней говорится и не меньше пишется. Вот человек высокопоставленный, достигший в настоящей жизни всего возможного - славы, значения, богатства, допустил несколько ошибок во вверенном ему деле большой общественной важности и, желая смыть с себя пятно собственной оплошности, застрелился. И общественное мнение, находя этот самосуд слишком строгим, однако же относится к самоубийце с похвалою за его будто бы честную расправу с собой.
Другой человек, исчерпавший глубину премудрости человеческой в известной отрасли знания, и посему способный принести большую пользу человечеству, именно служа общему благу, допустил непоправимую ошибку во вред частному лицу и потом, как бы в возмездие за свою ошибку и для избежания позора от людей, покончил с собою. Общественное мнение, относясь с чувством живейшего сожаления о безвременно погибшем симпатичном деятеле, выдает его поступок за урок добросовестности.
Вот третий человек, обремененный семьей, долго перебивался из-за куска хлеба, перенес много труда, изведал много тяжких огорчений и, наконец, ожесточился до того, что зарезал и жену свою, и детей и, наконец, покончил с собою. Общественное мнение оправдывает его поступок во имя предшествующей невыносимости его материального и нравственного неблагополучия. Этот потерпел неудачу в любви, иной потерял состояние, кто занемог неисцельной болезнью, кто не надеется на лучшее в настоящей жизни, и всякий кончает с собой. Кто - под железнодорожным поездом, кто - ядом, кто - ножом, кто - револьвером, кто бросается в воду, кто вешается; всех способов современного самоубийства, иногда поразительно изобретательных, и не перечислить. Прискорбнее же всего ведет себя во всех этих случаях общественное мнение. Оно отыскивает ближайший повод каждого данного самоубийства и, найдя его большею частик) на основании подлинных записок самоубийц то в героизме самоубийцы, то в невыносимости нравственных или материальных обстоятельств его жизни, то в помешательстве, на том и успокаивается. И никто не задумается над тем, на почве каких же верований и убеждений, нравственных правил и принципов выросло данное самоубийство.
Без сомнения, никому нет дела до частной жизни того или другого самоубийцы, но если вопрос об убеждениях и верованиях, о нравственной жизни самоубийцы и есть главный вопрос, то он должен быть решен, так как от решения его зависит вывод о причинах самоубийства вообще. Помешательство, всего чаще выдаваемое за причину самоубийства, обыкновенно всего реже ею бывает. Можно за достоверное признать, что в самый последний момент пред самоубийством самоубийца не владеет собой и представляет собой ненормального человека, но всего чаще нельзя положительно утверждать, что помешательство служит причиной самоубийства, почти всегда оно сообщает только последний толчок на самоубийство.
В вопросе о том, во имя каких убеждений и нравственных правил кончает с собой самоубийца, одно можно сказать с уверенностью, что самоубийцы вообще никогда не руководятся в своем самосуде учением Откровенной религии и правилами христианской нравственности. Чтобы это не показалось голословным, обратимся к подлежащему свидетельству ветхозаветного и новозаветного Откровения.
Но здесь меня заранее смущает вопрос - почему ни единожды, на всем пространстве Священного Писания, прямо не осуждается грех самоубийства? Больше того - почему о нем даже ни разу не упоминается при всем множестве наставлений, особенно в ветхозаветном Откровении, относительно того, чего должно избегать и к чему должно стремиться? Но этот последний факт умалчивания о самоубийстве, как нравственном пороке, дает мне основание утверждать, что не потому не говорит о нем Священное Писание, что оно - не грех, не тяжкое преступление, а потому напротив, что оно слишком страшный, противоестественный, посягающий на права Самого Бога грех, священным писателям казавшийся даже невозможным и невероятным. Потому они и не высказались о нем в своих наставлениях и поучениях. Потому же и вся Библия - в ветхозаветных и новозаветных книгах вместе, представляет, как увидим ниже, всего только два примера самоубийц.
Превосходство Откровенного учения православной веры пред всеми другими учениями заключается, между прочим, в том, что оно не налагает на людей бремена неудобоносимые, не предлагает правил без применения, идеалов без осуществления. Наряду с высокими требованиями, которые предъявляет это учение к верующим, оно представляет в пример и людей, осуществивших в своей жизни эти требования. Посему, говоря о самоубийстве с точки зрения Откровенного учения, я выясню принципиальный взгляд священных писателей на этот предмет и покажу, как относились к самоубийству герои Откровенной нравственности.
О САМОУБИЙСТВЕ ПРЕД СУДОМ ОТКРОВЕННОГО УЧЕНИЯ
Итак, Господь Бог, с горы Синая грозно возвестивший заповедь Не убивай (Исх. 20, 13), может ли снисходительно или одобрительно относиться к самоубийству? Да не будет! В этой заповеди запрещается столько же убийство другого человека, как и самого себя, в ней именно запрещается убийство человека вообще, будь это посторонний для меня человек, или я сам. Если бы здесь говорилось только об убийстве другого, ближнего, то, без сомнения, и было бы прибавлено: не убей ближнего твоего, подобно тому как в девятой заповеди сказано: Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего (Исх. 20, 16). Так как этого прибавления в шестой заповеди не сделано, то в ней справедливо видеть запрещение всякого убийства, в том числе и самоубийства.
Да и что такое самоубийство? Действие самосуда человеческого, простирающееся до лишения себя жизни. Но не ясно ли, что человек в этом случае вторгается в права Божественные? По всему Священному Писанию Ветхого Завета проходит мысль, что жизнь дается человеку Богом: Бог сотворил первых людей, Бог же и наказывает людей бездетностию или награждает чадородием. Значит, кто, получив от Бога жизнь, произвольно лишает ее себя, тот нарушает право Божественной власти и навлекает на себя кары Божественного Правосудия. Видите ныне [видите,] что это Я, Я - и нет Бога, кроме Меня: Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю, и никто не избавит от руки Моей (Втор. 32, 39). В подобных выражениях, свидетельствующих об осознании ветхозаветными людьми того, что только Бог в праве распоряжаться смертью человека, - нет недостатка в Священном Писании. Вот Анна пророчица, мать Самуилова, в своей пророческой песни, пред лицем Бога исповедует: Господь умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит (1 Цар. 2, 6). Вот царь Соломон, которому Господь дал сердце столь мудрое, что мудрее его не было царя и не будет, говорит, обращаясь ко Господу: Ты имеешь власть жизни и смерти и низводишь до врат ада и возводишь (Прем. 16,13).
Следовательно, Господь Бог и только Он - Владыка смерти человека. Сознание этого проникает ли и в жизнь ветхозаветных праведников? Для решения сего вопроса припомним поучительный образ ветхозаветного праведника, о котором Сам Господь говорил, что нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла (Иов. 1, 8), - словом, припомним себе Иова. И подлинно. Многострадальный представлял собой образец человека праведного и в семейной жизни, и в общественной. Глубоко верующий в Бога и боящийся Его, святой во всех поступках, Он был живым одобрением людям благочестивым и укоризной для злых, страхом - для преступников, защитой - для слабых, вдовиц и сирот. Он так берег чистоту детей своих, что ежедневно после пира их приносил за них жертву Господу, опасаясь - не согрешили ли дети его и не помыслили ли ала против Бога. И Господь, видящий не только деяния человека, но и его помышления, наградил Иова. Не было славнее, богаче, почтеннее и счастливее человека в Аравии, где жил праведный Иов, чем он. Но вот, священный жизнеописатель Иова открывает завесу, скрывающую от взоров наших неисповедимые пути Промысла Божия и козни диавола, воюющего на праведных. Иов последовательно лишается всего - и богатства, и семьи, и наконец - здоровья. Он поражается проказой, а с нею - заметьте - и бесчестием, ибо прокаженные изгонялись из общества человеческого. Современные самоубийцы и общественное мнение любят объяснять причины самоубийства тяжестью жизненных условий человека, его падением, уроном его репутации в глазах людей. Смотрите же, как ведет себя подлинно несчастный: и нищий, и бессемейный, и больной и опозоренный в глазах людей многострадальный Иов! До тех пор, пока он не очутился вне жилищ человеческих, по выражению Священного Писания, не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге (Иов. 1,22), - не только что не помыслил о самоубийстве. Но вот он на гноище, в струпьях и гное, который соскабливает черепком, один со своим позором. Его друзья пришли навестить его, на самом же деле чтобы растравлять его раны. Они заподозривают его во грехах, за которые Господь и наказывает его столь тяжко. И это подозрение для праведного Иова, не имевшего возможности даже оправдать себя в их глазах, было тяжелее наказания. Наконец, приходит к нему его бедная жена, оставшаяся без куска хлеба, в необходимости зарабатывать себе пропитание трудами рук своих, - несчастная тем более, что она испытала счастие, имела богатство, вскормила взрослых, теперь похищенных лютой смертью, детей... Она укоряет своего мужа болезнью, своим тяжким трудом в людях с утра до ночи и, наконец, говорит: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри (Иов. 2, 9). В этом безрассудном умри для нас в настоящем случае заключается весь смысл. Ибо что другое, как не вызов и поощрение на самоубийство, заключает в себе это умри? И тебе тяжко, да и мне не легче твоего, как бы так говорит жена Иова, - освободи же себя от страданий и позора, да и меня от твоего супружества! Похули Бога и умри! Что же отвечает ей страдалец? Ты говоришь, как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злою не будем принимать? Во всем этом не согрешил Иов устами своими (Иов. 2, 10)- замечает его жизнеописатель. Итак, все - и добро, и зло настоящей жизни не без воли Бога, одно как награда, другое - как испытание. Тот, кто видел добро в жизни, и кто его не видел, должны терпеливо переносить зло, даже и не помышляя о самоубийстве - вот нравственный вывод из всей жизни многострадального Иова.
Теперь обратимся к Священному Писанию Нового Завета. В беспримерной, Божественной личности Богочеловека Иисуса Христа, Основателя нашей религии, мы имеем и безупречную чистоту поучения и высочайшее осуществление в жизни Его нравственного идеала. Никогда слово Его не шло в разлад с делом, напротив дело являлось воплощением устного наставления. Он учил нас, с обещанием блаженства, быть нищими духом, плачущими о грехах, кроткими, чистыми сердцем, миротворцами, гонимыми за правду (Мф. 5, 3-12), и Сам был образцом всех этих добродетелей: нищеты духовной и безропотной нищеты телесной, кротости, смирения, миролюбия, стойкости за истину. Он учил терпению, говоря: претерпевый до конца спасется (Мф. 10,22) и Сам был добровольным Страдальцем со дня рождения Своего и до смерти на кресте. Он учил нас той великой любви к ближним, высота которой выражается в осуществлении слов: кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13), и Сам первый принес жизнь Свою за всех людей.
Как же Он, Господь наш, соблаговоливший для нашего наставления и спасения сойти с Небес, как же Он относился к самоубийству? Он прямо говорил, что не нарушить пришел Он ветхозаветный закон, а исполнить (Мф. 5, 17), поднять его выше, одухотворить, посему и ветхозаветную заповедь не убей Он очищает до ее духовного смысла. Не только не убивай, говорит Он, даже не унижай себя гневом, не оскорбляй ближнего словом, не терзай его как безумного, лишенного образа Божия. Если так осторожно, почтительно должно обращаться с ближними, как же можно унижать себя самого до лишения себя жизни? Господь дал заповедь: люби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22, 39). По смыслу этой заповеди любовь к ближнему должна быть подобием той любви, которую человек имеет к самому себе. Если Господь не отменяет заповедь не убей другого во имя любви к нему, подобной любви к себе самому. Как же можно убивать себя? Где же у самоубийцы необходимая любовь к себе, с которою должен он сравнивать любовь к ближним? Если он так любит себя, что лишает себя жизни, то отсюда вывод - он должен любить и других также посредством лишения их жизни. Однако же против убийства ближнего несомненно говорят законы Божеские и человеческие, и никто никогда не говорил еще, что тот оказал человеку благо, кто лишил его жизни. А если противозаконно убить ближнего, то тем более противозаконно убивать себя самого, ради своих будто бы невыносимых бедствий жизни, бедности, семейного горя, общественного позора и прочего.
Впрочем, нужно сказать, что не противозаконно самоопределение себя на смерть за веру, как добровольное мученичество, или за благо ближних, как самопожертвование. Иисус Христос, как Бог, мог бы избежать смерти, но Он добровольно пошел на смерть ради спасения людей, когда пришло время Его смерти. Но и Он, и апостолы, и позднейшие мученики и исповедники за веру Христову, когда не представлялось надобности в бесплодных муках, когда еще жизнь их была более ценною, чем мученическая смерть, в интересах ближних, все они избегали смерти. Сам Иисус Христос несколько раз скрывался от разъяренных врагов Своих, чтобы сохранить Свою жизнь (Лк. 4, 29-30), Он же советовал и Своим апостолам убегать в другой город, когда будут гнать их в одном (Мф. 10, 29). Следовательно, и самопожертвование тогда только заслуживает этого наименования, и есть великая добродетель, когда оно небесцельно, когда оно вытекает из стремления исполнить заповедь Христову о любви к ближним до положения за них души своей. Едва ли кто станет спорить с тем, что никакое самоубийство не представляет и тени христианского самопожертвования.
Если бы все-таки кто-либо, увлекающийся героизмом самоубийц, в случаях самоосуждения их за преступления против личности или целого общества, - если бы кто-либо стал сопоставлять самоубийство с христианским самопожертвованием, тот да вспомнит героизм Иисуса Христа, героизм Его апостолов, героизм мучеников, и устыдится своего кощунственного заблуждения! Правда, они воздыхали о том плене, в котором находились, живя на земле. - Воздыхали, говоря даже: Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7,24) Но они никогда не бежали из этого плена сами, а, напротив, разрушали оковы греха и соблазна, отовсюду на них ополчавшихся, чтобы, когда Господь позовет их к Себе, со Христом быть на Небе. Сам Господь в этом отношении, как и во всех других, представляет нам высший образец. Живя на земле, Он бывало страдал, как никто. Угнетаемый тяжестью грехов всего человечества, оставленный на время Самим Богом до того, что Сам Он вопиял: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15, 34). Он никогда не подумал о невыносимости жизни, дарованной Богом, тем более о том, чтобы освободиться от нее. Он, правда, молился о том, чтобы, если возможно, миновала Его чаша страданий, но прибавлял: впрочем не как Я хочу, но как Ты;.. не Моя воля, но Твоя да будет (Мф. 26, 39; Лк. 22, 42). Вот образец терпения, несения креста жизненного, послушания Отцу до смерти и смерти крестной!
Подражанием Своему Учителю и Господу жили и ученики Христовы. И кто же может усомниться в том, что они были далеки от преступной мысли о самоубийстве, хотя всякий знает, что им, овцам среди волков, - кротким среди свирепых язычников, жилось не легко! Вот апостол язычников Павел свидетельствует вслух всего мира, в лице Коринфян, которые не могли не знать действительного положения своего духовного отца: я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти, потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов, и человеков... Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы. благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне (1 Кор. 4, 9,11-13). Подлинно, и чрез восемнадцать веков слова эта служат наилучшим обличением постыдного самоубийства, ибо - подобно апостолам - победить зло жизни во всех его видах: брань и поношения со стороны людей благословением их, гонения - терпением, хулы - молитвой, значит спасти себя и от самоубийства и уготовить себе верное блаженство в жизни будущей. - Хотите ли узнать, как апостолы относятся к покушениям на свою жизнь со стороны других людей, смотрите на апостола Павла! Вот он, вместе с учеником своим Силою, избитый, израненный, закован в кандалы в темнице в городе Филиппах (в Македонии). Полночь. Святые узники молятся Господу, поя псалмы. Столь необычное поведение преступников темничных заинтересовало даже темничную стражу. Заслушались стражники святого пения чудных преступников. Вдруг произошло землетрясение, так что поколебались своды темничные, двери отворились и оковы спали с рук и ног заключенных. Один из темничных стражников, пробудившись от сна и по отворенным дверям думая, что заключенные бежали, выхватил нож и хотел себя убить. Но Павел громко воскликнул: не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь (Деян. 16, 28). Кто же после этого может сказать, что самоубийство - не зло, хотя бы оно оправдывалось и таким побуждением, какое было у темничного стража, боявшегося ответственности за бегство узников, происшедшее не по его вине?
Обратимся к мученикам. Замечательно, что в то время, как язычество на высоте своего мирского могущества, богатства и славы дало из среды своей множество самоубийц, - презренные, бедные, гонимые христиане готовы были идти и на костер, и в зубы львов, и под острие меча, и под железную пилу, но никогда не лишали себя жизни сами. Верою побеждали царства, творили правду, получали обетования, заграждали уста львов, угашали силу огня, избегали острия меча... другие испытали поругания и побои, а также узы. и темницу, были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли (Евр. 11, 33-34; 36-38). За то и победили они царства, получили обетования, были крепки на войне, прогоняли полки чужих (Евр. 11, 34). Вот истинный героизм на земле - терпением течение на предлежащий нам подвиг, по вере в Начальника и Совершителя Иисуса Христа, Который вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление (Евр. 12, 2). Пред этим истинным героизмом не меркнет ли, как тлеющая и издающая смрад головешка пред ясным заревом пожара, ложный героизм самоубийства? Не представляется ли оно, иногда выдаваемое за храбрость, пошлой трусостью, бегством с поля битвы, да какой битвы? Той, которая в конце концов должна дать венец праведности, право на наследие жизни вечной? И где любовь самоубийц к людям, о которой говорят иногда? Подлинно, это - любовь только языком, а не делом и истиной, ибо самоубийцы, вместо того, чтобы любить ближних на деле, безжалостно оставляют их в сей жизни, сами уходя в тот мир, из которого никто не возвращается.
Из всего сказанного можно видеть, как противно духу Христовой истины самоубийство. Отцы и учители Церкви всегда с негодованием и порицанием относились к самоубийству, видя в нем преступление большее, чем убийство другого. "Как мы пришли на свет не по собственному желанию, так точно не имеем права и уйти из него без ведома и воли Того, Кто нас сюда прислал" (Августин), - говорили они. Посему же и Святая Церковь, верная учению и духу Христовой истины, с порицанием относится к самоубийству, лишая погребения сознательных самоубийц. Потому же, без сомнения, и всякому православному христианину, более или менее проникнутому духом Христовой истины, претит самоубийство, как дело преступнейшее, навлекающее на главу самоубийцы гнев Божий.
МИРОВОЗЗРЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА, ЛИШАЮЩЕГО СЕБЯ ЖИЗНИ
Нам предстоит решить еще один важный вопрос: на почве каких же верований и нравственных убеждений, какого образа жизни и поведения возникает обыкновенно самоубийство? Для этого восстановим в своем представлении образы библейских самоубийц. Святая Библия в ветхозаветных и новозаветных книгах представляет нам только двух самоубийц: израильского царя Саула и ученика Христова Иуду. Говоря о них, мы увидим, как относится к их самоубийству Слово Божие. Оба эти лица представляют собой людей особенно изысканных милостью Божией до своего падения.
Саул был сын простого израильтянина. Когда израильтяне просили себе у Бога царя чрез пророка Самуила, то Господь рукой Самуила помазал им в цари Саула. Таким образом, Саул вознесен был во главу народа Божия, - честь, которой сподобились немногие избранные. В помазании ему сообщены были дары Духа Святаго: дар пророчества, дар мудрости и силы. Потом обещал ему Бог, если он будет верен Господу отцов своих, что престол его укрепится за ним и его семейством. За личным счастьем ему обещано было и потомственное. Как же Саул отблагодарил Господа за эти милости? Вскоре по своем воцарении, он дважды нарушил волю Божию, поставляя на место ее свою преступную волю. Один раз, перед войной, он сам принес жертву Богу, когда ее должен был принести Самуил. В другой раз он не истребил в войне амаликитян со всем их имуществом, по повелению Божию, за то, что они некогда в пустыне напали на израильтян. Саул пощадил их царя Агата и лучшие его стада, истребив только худшее и уничиженное. И за то, что не послушался он гласа Господня, но устремился на корысти, он сурово обличен был Самуилом 6 оставлен Богом, обреченный на истребление со всем родом своим. И только оставленный за своеволие, посягающее на презрение воли Божией, и за пристрастие к мирским благам, выразившееся в сохранении стад Агата, вопреки воле Божией. Только тогда Саул впал в состояние терзания душевного, подобное помешательству, тогда же прибег он к новому преступлению - волшебству, тогда же впал он в злобу на людей и отчаяние. Итак, в случае с Саулом мы видим, что и само помешательство его, как, вероятно, назовут болезнь его современные ученые люди, не предшествовало практическому неверию и нарушению воли Божией в жизни, а явилось плодом этих страшных пороков. Посему, не помешательство, а неверие и греховное своеволие в жизни, в конце же концов отчаяние стало причиной самоубийства Саула, когда он был ранен в войне с филистимлянами и, не желая попасться живым в руки врагов, пал на свой меч. Так умер Саул за свое беззаконие, которое он сделал пред Господам, за то, что не соблюл слова Господня и обратился к волшебнице с вопросом, а не взыскал Господа. За то Они умертвил его (1 Пар. 10, 13-14). Вот приговор, справедливый относительно всех самоубийц прежних и будущих: они налагают на себя руки по причине своих беззаконий, потому что забывают Господа, не ищут Его ни в мыслях своих, ни в жизни.
Таков же Иуда. Он ли не был взыскан милостями Господа нашего Иисуса Христа? Он сподобился быть ближайшим учеником Господа, слышать любвеобильное Его учение, участвовать в Его трудах и путешествиях, разделять Его трапезу. Но сколь велика была к нему любовь Господа, столь великую неблагодарность обнаружил к Нему Иуда. Его предательство столь поразительно, столь низко, столь невероятно, что, без сомнения, до конца времен будет предметом обсуждения со стороны глубокомысленнейших богословов. "Сатана вошел в сердце Иуды, один из вас (учеников Господа) диавол", - так говорится в Евангелии об Иуде. И без сомнения, в деле гнусного предательства Иуда был орудием того исконного врага человеческого, главу которого стереть и пришел на землю Господь Иисус Христос.
Но как во всяком грехе и преступлении нельзя всю вину относить на долю искусителя, а значительную часть ее принимать на свою долю, так и в деле предательства Иуда был сам виновен в громадной степени. Что же сделало его предателем? Евангелие отвечает нам, и в этом отношении дает основание (согласно с ветхозаветным Писанием) объяснять причину самоубийства, - что предателем сделало Иуду его корыстолюбие. Он был вор замечает Святой Иоанн (Ин. 12, 6) и имел ящик или кошелек с деньгами, куда опускались все принадлежавшие обществу учеников Иисусовых деньги. Часть из них утаивая в свою пользу, Иуда злобно протестовал на пиру у Симона прокаженного против благородного поступка Марии, излившей сосуд драгоценного мира на главу и ноги Спасителя. Иуда сетовал, что лучше бы продать это миро за большую сумму денег и раздать их нищим, на самом же деле жалея, что не пришлось ему воспользоваться значительною частью этих денег в свою личную пользу. А потом Иуда про- дал Иисуса Христа за тридцать сребренников. Ничтожность этой суммы показывает его ужасное корыстолюбие, не гнушавшееся и малым. Итак, Господь был предан Иудой по побуждению корыстолюбия, но для нас важно другое. Когда увидел он, к чему привело его предательство - к осуждению его Учителя на смерть, он до того отчаялся, что пошел к первосвященникам, швырнул им деньги (30 сребренников) и с раскаянием до отчаяния в своем гнусном поступке, сопровождаемый злорадными насмешками первосвященников и книжников иудейских, пошел и удавился. И упало с древа тело его и расселось чрево его, и выпали все внутренности его (Деян. 1, 18). А в другом месте тот же апостол леденяще-сурово замечает об Иуде, которому - по словам Спасителя - лучше бы не родиться в мир: так отпал от Апостольства Иуда, чтобы идти в свое место (Деян. 1, 25).
После всего сказанного не остается никакого сомнения в том, что самоубийство бывает плодом отчаяния, заслоняющего самосознание существования Бога, Его правды и возмездия в загробной жизни. Такое заблуждение в свою очередь бывает плодом своеволия человеческого, пристрастия к земле с ее тленными благами, пресыщения этими благами или ожесточения по поводу неимения их. Этот вывод прямо вытекает из предыдущей характеристики, сделанной на основании Священного Писания, - двух библейских самоубийц.
Но если и этого мало для того, чтобы видеть в самоубийцах людей обыкновенно неверующих, эгоистичных, пресыщенных материальными благами или ожесточенных до отчаяния, - то для большей доказательности обратимся к истории. Недаром говорят, что история учит. И она свидетельствует, что всегда и везде, где царило неверие в Бога и загробную жизнь, где отдавалось предпочтение материальному над духовным, везде и всегда было сильно распространено самоубийство. Таков восемнадцатый век с его ложным просвещением, таково наше время просвещения и упадка нравственности, таково в особенности время язычества перед пришествием Христовым. К этому-то времени теперь обращусь и я.
Что представляло из себя язычество времен пришествия на землю Христа Спасителя? Нельзя без содрогания читать того, что пишут о нем люди, посвятившие свои исследования этому безотрадному времени. Так как упадок всякого общества людского в нравственном отношении стоит в прямой зависимости от упадка того же общества в отношении религиозных верований, то посмотрим, какими были они у римлян-язычников времен перед пришествием Христа Спасителя. Священное Писание свидетельствует, что мысль о единстве Божием люди потеряли с тех пор, как они рассеяны были по разным сторонам земли. С тех пор они осуетились и, как говорит Премудрый, от видимых и рассеянных в мире благ не могли уразуметь Сущего, ни чрез изучение творений Божиих познать Творца, но стали почитать богами и строителями мира или огонь, или воздух, или воду, или светила небесные - словом, стали боготворить бездушную природу, с ее подавляющими слабого человека силами. В самом деле, все древние восточные религии представляли собой именно обожествление природы и, как вечно однообразна она, столь же однообразны были эти религии, в самом зародыше уже обреченные на застой и неподвижность. Естественно, что и люди мало-помалу охладели к таким религиям.
Когда Александр Македонский покорил народы востока, то вместе с владычеством своим распространил и греческий культ. Как человек в ряду сотворенных существ есть венец творения, так и религия греков, с обожествлением в ней идеального человека, есть венец языческих религий. Но идеальный человек, обожествленный в религии греков, конечно должен был иметь и действительно имел все человеческие недостатки и пороки, так что и Олимп - обиталище богов - в конце концов является только отображением естественного бытия и греческой народной жизни. По замечанию блаженного Августина, греческие боги были олицетворенные человеческие страсти, которые почитались тем более, чем более боги старались превзойти друг друга в пороках. Отличаясь злодеяниями сами, боги естественно тому же самому научили и своих поклонников.
Вместе с греческой образованностью, перешло к римлянам и многобожие греков; но у римлян боги имели особенный характер. Главным предметом внимания римлян, из особенных забот и благоговения было государство и гражданская жизнь. Этой же цели служила и их религия. Капитолийский Юпитер был собственно олицетворением государства. Верховными богами были Марс - бог войны и Виктория - богиня победы, как главные виновники торжества римлян над всеми современными им народами. Когда, поэтому, римляне достигли полного могущества, их боги, как сослужившие свою службу, были так сказать уволены за штат. Место Юпитера занял римский император, он же милостиво даровал римлянам и других богов, производя в божеское достоинство своих родственников. Религия греческая выродилась, таким образом, в обожествление человека уже не идеального, задрапированного большей или меньшей неизвестностью олимпийской жизни, а простого, обыкновенного, иногда даже негоднейшего. На вершине своего могущества римляне, частью по недовольству своими богами, частью из политических видов приняли в свой культ богов всех входящих в состав римской империи народов. Это окончательно подорвало всякую религию. В среде простого народа она выродилась в суеверие, в классах же образованных стала предметом насмешек. Цицерон рассказывает, что сами гадальщики по внутренностям животных в его время не могли без смеха смотреть друг на друга. В театрах и зрелищах нередко выводились на сцену сами боги со всеми их недостатками и непристойностями, и народ с удовольствием осмеивал тех, которым в храмах приносил жертвы.
Можно себе представить заранее, каковы были, при таких религиозных убеждениях, нравственные идеалы римского общества. Язычеству чуждо было даже представление о загробной жизни, о бытии по ту сторону гроба. Цель, к которой оно стремилось, для него всегда заключалась только в этом мире. Жизнь древних язычников всегда ограничивалась лишь интересами о земном счастье, о земном благополучии. Как же определялась эта цель?
Более благородные души искали себе утешения и мира в стоической философии. Нравственный идеал стоицизма состоял в том, что мудрец, которого одного он признает царем, жрецом и судьей мира, с холодным равнодушием подчиняется железной необходимости немилосердной судьбы. На первый взгляд мужество стоика вызывает удивление, но удивление исчезает, если вспомнить, что это мужество в сущности есть ничто иное, как непомерное высокомерие. Мужество стоика холодно, как лед, и мрачно, как могила, оно - голый эгоизм, лишенный всякой любви и потому неспособный врачевать и утешать. И в преддверии могилы он проявляет то же самое равнодушие по отношению к железной необходимости. Бессмертие для него мечта, прекрасный сон. Оттого-то стоик так равнодушно расстается с жизнью и так радостно глядит в глаза смерти, как верному исходу из безысходного положения. Эти безотрадные воззрения все-таки были лучшими пред пришествием Христовым.
Большинство же людей, в том числе и некоторые образованные люди, оставались преданы эпикурейской философии, девизом которой было: "будем есть, пить и веселиться, потому что завтра умрем". Какую вели жизнь представители этого взгляда, предававшиеся самой грубой чувственности, самому пошлому разврату, можно видеть из описания их святым апостолом Павлом в Послании к Римлянам. За то, что славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся, - то и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте, так, что они сквернили сами свои тела... они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства... злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы (Рим. 1, 23-24, 29-30). Не было порока, которым бы не запятнало себя римское общество. Описания нравов того времени, вышедшие из-под пера самих язычников, представляют нам печальную и ужасную картину. Римский философ Сенека говорит о нравственном состоянии своего времени: "Все полно преступлениями и пороками; преступлений совершается более, нежели сколько могло бы быть прекращено силой. Происходит ужасное соревнование в распущенности. Ежедневно возрастает страсть ко греху, ежедневно теряется стыд. Страсть, отвергающая уважение ко всему лучшему и святому, не знает себе никаких границ. Порок уже не скрывается более, а явно выступает напоказ. Распущенность стала столь явной и до того овладела всеми, что невинность уже не только просто редкость, но и совсем исчезла" . И вот, в это-то время упадка веры или, лучше, время совершенного неверия, а за ним и упадка нравов и торжества распущенности, когда жизнь казалась несчастием, - раздаются частые и красноречивые голоса в пользу самоубийства, как необходимости. Не стоит жить, - заявляет человечество, - исход из этой жизни есть, и именно - смерть. "Видишь ли ты, - восклицает не кто-либо, а философ, человек высокопоставленный, - видишь ли ты те крутые высоты? Оттуда вниз идет дорога к свободе. Видишь ли то море, ту реку, тот колодезь? Там, в их глубине живет свобода. Видишь ли ты то низкое сухое дерево? Там, на нем висит свобода. У тебя есть горло, сердце? Перережь его, пронзи его - в этом для тебя спасение против рабства". Можно ли красноречивее рекомендовать людям, в качестве исхода из безвыходного положения, - самоубийство, чем как оно рекомендуется в этих словах? И надо сказать правду, самоубийство в то время было так распространено, как никогда впоследствии. По словам апостола Павла, за то, что люди уклонились от Бога истинного к почтению твари, Господь Бог предал их в нечистоту и другие пороки. Поистине, за то же Он попустил людей и на самоубийство. Человечество ввергло себя в пучину порока и, не избежав чрез то борьбы со злом жизни, наконец нашло для себя исход из этой жизни чрез самоумерщвление.
Этот вывод наш о самоубийстве как следствии неверия и материализма, а также ограничения цели жизни жизнью настоящей, подтверждается и данными статистики. Так, рассматривая самоубийство у христианских народов, различающихся по вероисповеданиям, можно видеть, что во времена наибольшего распространения своего, оно чаще всего повторяется у народов протестантских, затем католических и меньше всего, к нашему счастью, у православных. Рассматривая самоубийство по сословиям у одного и того же народа, можно видеть, что оно чаще случается среди людей образованных и редко у простонародия, крепче держащегося заветов Церкви и веры. Чаще в городах, где столь доступны человеку всякие излишества, чем в деревнях, - чаще среди мужчин, чем женщин, которые своим полом ограждены от многого такого, что допускают себе без зазрения совести мужчины.
Обращаясь к настоящему веку, мы должны повторить то, что сказали вначале, именно, что самоубийство в наше просвещенное время чрезвычайно распространено и, к сожалению, нередко находит себе оправдания и извинения со стороны общественного мнения или, по крайней мере, в выразителях его посредством печати. Причины его распространения в наше время, без сомнения, те же, что и всегда. Только успехи просвещения нынешнего века сделали самоубийство, как и многие другие тлетворные учения, нравы и обычаи, более или менее общим всем народам. Действительно, ныне и мы, православные христиане, почти не можем сказать, что мы отстали по количеству самоубийств от других народов. В чем же причина? К сожалению, в характере просвещения нашего века...
Я не буду умалять значения просвещения для человечества. Я понимаю, что и сам я только просвещению обязан тем, что имею честь публично излагать свои мысли. Но просвещение просвещению рознь. Когда просвещение стремится к тому, чтобы изгнать Бога и поставить на место Его кичливый разум человеческий, тогда оно тем вреднее, чем распространеннее. Бог есть Любовь, и вся жизнь по Боге должна быть выражением любви к Нему и ближним. Если человек, во имя гордого своими успехами разума, отвергает Бога, то он невольно отрешается и от любви, как руководящего начала жизни, и превращается в холодного, черствого, практического или распутного эгоиста. А без любви никакая жизнь, будь то жизнь просвещеннейшего человека, не имеет цены. Без одушевляющей человека любви не имеют значения никакие его подвиги, ни дарования, даже пророчества, даже вера, горы переставляющая. Выслушайте многознаменательные слова апостола Павла: Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви - то я ничто. Несли я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1 Кор. 13, 1-3).
Как же так современные нам люди отрешились от любви, столь высокие образцы которой мы имеем и в Основателе нашей веры, и в ее распространителях, и в пострадавших за нее мучениках? А вот как. Господь одарил человека великой и плодотворной силой разума. Благодаря этому Божьему дару, людям удалось сделать многие завоевания в мире вещественном: подчинить себе силу стихий, изобрести удобные пути сообщения, средства связи и прочее. Но достигнув всех этих успехов, человечество вообразило себе, что оно все может своей силой - и может знать, и может сделать. Вновь раздался искусительный шепот древнего змия: Откроются глаза ваши, и вы будете, как боги (Быт. 3, 5). Люди вняли этому шепоту и что же? Не только не отверзлись глаза их, но, напротив - покрылись глубокой слепотой.
Ибо как только люди сказали себе: станем служить и угождать человечеству, то тотчас же обнаружилось, что всему человечеству служить и угождать нельзя. Если же Богу служить не желаешь, а человечеству не можешь, то остается одно: служить и угождать самому себе. И началась работа не Богу, а маммоне. Люди поставили себе идеалом, которого нужно достигать - свое личное благополучие, и всякий устремился в погоню за удовольствиями. На деле люди стали пользоваться жизнью только для того, чтобы есть, пить и веселиться. Богатые забыли, что богатство дано им от Бога для облегчения участи бедных, а бедные - что в самой их бедности заключается удобное средство для спасения. Отсюда все удручающие благомыслящих людей современные недуги и нашего русского общества. Отсюда же и частые самоубийства: у одних вследствие утомления роскошью, у других - черствою жизнью, без идеала и возмездия за гробом, без привязывающей к жизни любви к людям, без веры и любви к Самому Источнику всякого бытия Творцу и Создателю Богу.
О БОРЬБЕ С ИСКУШЕНИЕМ НА САМОУБИЙСТВО
Подводя итоги всему сказанному, должно коротко повторить, что самоубийство, в помешательстве ли оно совершается или в здравом уме, есть следствие, если не безбожия, то неверия в Бога, Его воздаяние за гробом и жизнь бесконечную. Разница между безбожником и неверующим та, что первый открыто не признает Бога, тогда как второй, не утверждая этого открыто, живет так, что самой жизнью заявляет непризнание Бога - Судии и Мздовоздателя. В жизни и безбожие и неверие сопровождается одинаковыми последствиями. То и другое, отвергая Бога истинного, выражается в служении идолам страстей человеческих. За это Господь Бог предает неверующих, по выражению апостола Павла нечистоте (Рим. 1, 24), или во всевозможные пороки, разрешающиеся наконец в самоубийстве. Значит, самоубийство - это как бы венец безбожной, преступной жизни. Оно само по себе тяжкий грех, который нельзя ни извинять, ни оправдывать. Оно осуждается Самим Богом, противно учению Откровения и всегда чуждо было истинным праведникам.
Какие же средства можно указать для борьбы с искушениями на самоубийство? - Так как оно бывает следствием неверия в Бога и порочной жизни, то живая вера в Бога и жизнь по законам Его и заветам Церкви Божией, есть верный оплот против искушений на самоубийство. Кто не умом только признает существование Бога, но и чистым сердцем чувствует Его близость к себе, тот никогда не подумает о покушении на свою жизнь, благой дар Божий. Кто и саму жизнь полагает в осуществлении Божественного идеала: будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен, тот не помыслит о том, чтобы отделаться от жизни, сколь бы продолжительна ни была она. Сознание ли своей греховности удручает верующего, он утешает себя мыслью, что Господь и на землю приходил для спасения грешников. Труды ли и тяжести выпали ему на долю в жизни, он надеется на упокоение от Господа, Сознает ли он себя жалким и несчастным на земле и, подобно апостолу Павлу, желал бы освободиться от оков тела смерти, то и тогда не сам преступно лишает себя жизни, а ждет, пока Господь позовет его к Себе и упокоит в Своих обителях.
Но силен враг, и никто, конечно, не огражден от всевозможных искушений, между прочим, и от искушения на самоубийство. Сам праведный Иов, как мы видели, был искушаем на самоубийство. Если бы кто их нас подвергся сему искушению, то к сердечной молитве прибегнем для отгнания от себя страшного соблазна. Молитва и пост, то есть воздержная, трудолюбивая жизнь, по словам Иисуса Христа, - единственные средства для отгнания от себя диавола, с его искушениями и соблазнами. Помните Иисуса Христа, Который и Сам постом и молитвою побеждал искушения в пустыне, молитвой до кровавого пота подавлял в себе и последние искушения в жизни. "Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого", - эти слова молитвы Господней должны быть всегда на устах и в сердце того, кто бывает искушаем на самоубийство. Подражайте святым угодникам Божиим, которые трудолюбием и молитвою отгоняли от себя соблазны. О преподобном Антонии, великом подвижнике и основателе монашества на востоке, повествуется, что, живя в пустыне, он обуреваем был многими и страшными соблазнами и искушениями. Один раз, изнемогая в борьбе, он вдруг видит перед собой подобного ему человека: человек сначала сидел и работал, потом встал на молитву, а помолившись опять сел за работу. "Делай так и спасешься", - было сказано Антонию ангелом Господним.
К тем же, кто считает самоубийство делом преступным, противным учению Христову, одна моя просьба, во имя любви к погибающим ближним, осуждайте, порицайте, негодуйте против самоубийства и в его совершении, и в замыслах и покушениях на него. Помните, что всякое доброе намерение спасти душу ближнего ценно в очах Божиих. А если кто, добрый и верный раб Божий, отвратит своего ближнего от самоубийства и направит его на путь добродетельной жизни, тот великим наречен будет в Царствии Небесном.
Примечания 
 |
| 1. | Печатается по изданию: "О самоубийстве пред судом Откровенного учения" свящ. Орнатского. СПб., 1894
|
|
|
|
